Господин градоначальник, Вы что с людьми творите?
«То, что Вы выпускник МГУ, затем следователь и лейб-гвардии корнет, согласились работать у нас в ЧК, я приветствую. Профессионалы нам сейчас очень нужны. Однако хотелось бы понять ваши побудительные мотивы. Ну, кроме усиленного пайка, конечно. - Феликс Эдмундович, я присягу давал государю. Он отрекся и от присяги меня освободил. Я воевал на фронте, однако же прекрасно знал, что творят в столице потерявшие все границы приличия, а также честь и совесть господа, которые именовались двором. Мы шли в атаку под вражеской шрапнелью, голодали даже офицеры, а эти замечательные во всех отношениях люди купали своих шлюх в шампанском, делили портфели министров и нагло грабили собственный народ и его армию. - Спасибо, я вас понял. Удостоверение и оружие получите у меня в секретариате и поедете в город Н-ск Председателем ГубЧК».
Из беседы моего деда с Феликсом Дзержинским,
г. Москва, Лубянка, бывшее здание Страхового общества «Россия», 1919 год.
- Дед, что ты мечешься по кабинету, как наш кот Серафим, которому наступили на хвост. Что стряслось-то?
- Ты знаешь, Марк, я многое готов терпеть кроме одного. Когда любая власть, советская, не советская, капиталистическая, педерастическая начинает вдруг нагло и немотивированно обижать мою семью.
- И что происходит, дед?
- А здесь у меня в голове что-то щелкает, в глазах загорается злобный огонь и вскипает кровь моих отмороженных предков, которые за Родину и за своих близких с дикими криками шли бить врага.
- Так что случилось?
- Да случилась, Марк, такая мелкая мелочь, что о ней даже стыдно и говорить. Долго живу, много видел, приучил себя воспринимать спокойно все. Даже предательство власть предержащих.
Но одного стерпеть не могу: когда нагло плюют в лицо.
- Дед, таким тебя никогда не видел. Что случилось-то?
- Ну, слушай. Совсем мелкая бытовая история. Ты помнишь, весной ввели карантин? Всяческие пропуска на машины и прочую веселуху? Пропуска тогда действовали только для въезда в Москву. А Бабе твоей нужно было проехать из области в область, не заезжая в Москву. Лимит официальных поездок у нее был исчерпан, а ехать было надо. Я сказал: Ляля, спокойно садись и поезжай, ты же по Кольцевой дороге поедешь, и в Москву лезть не будешь.
- И что дальше, Деди?
- Ну и съездила. Огребла штраф на 5000 рублей. Мы написали письмо в мэрию, попросив разъяснить что, как, почему и на каком основании?
- Ну и?
- Естественно, ни ответа ни привета, у них же информационная система работает безукоризненно. Дальше господин градоначальник сделал разъяснение, что много штрафов выписано по ошибке, и оплачивать их не надо. Ну мы успокоились и ничего не платили. И вдруг, бляха-муха-цокотуха, на сайте Госуслуг, на который регулярно заходим, дабы чего там не нарушить, видим в адрес твоей любимой бабы грозное постановление аж о каком-то судебном производстве о неуплаченных 5000 рублях.
Ну я посидел, репу почесал, решил - не судиться же. Штраф оплатил.
- Ну, Деди, оплатил и все, успокоился.
- Ан нет, внучок. Ведь у нас информационная система нашей мэрии работает абсолютно безукоризненно. И никогда не дает сбоев, прямо как шедевр советского автомобилестроения машина «Жигули». Дальше происходит следующее. Берет меня Баба за усы и вопрошает:
- Ты чего учудил-то, аналитик ты стратегический?!. Я ей нежно так:
Любимая, что случилось?
- А у меня с моей пенсионной карты без каких-либо предупреждений и объявлений войны взяли и списали эти самые пять тысяч.
Я говорю:
- Как же так, моя дорогая? Когда списали?
- Только что.
- Мы же штраф два дня назад оплатили. У них же база единая. Ты пыталась дозваниваться в мэрию?
- Естественно, дорогой.
- Ну и что?
- Что, что решето! Проще дозвониться президенту США и английской королеве, хотя вроде как насущных дел и вопросов у меня к ним нет. Итог - дубль-пусто, дорогой.
- Дед, я тебя услышал. И какой будет твой пролетарский комментарий? А вот внимай: если когда-нибудь станешь градоначальником, никогда и ни при каких обстоятельствах не поступай так с людьми.
Итак, вернемся к твоей Бабе. Мы ровесники, учились в одном институте. Ей 65 лет, она пенсионер. И не просто пенсионер, а офицер запаса. Всю жизнь работала, прошла со мной две тяжелые длительные загранкомандировки.
- И что она там делала?
- А она там не груши околачивала, Марк, а работу работала. А работа та, как я тебе рассказывал, была тяжелая. Иногда по лезвию бритвы ходили. А один раз, ты сам знаешь, что нам грозило. Дальше вернулись в Москву: я - в Дипакадемию, а она - на работу, ибо 90-91 гг. - время лихое, у нас двое детей, экономика трещит по швам и рушится, надо семью кормить. Рабочий день ее начинался в 7 утра. Правда, от дома недалеко, в одном американском информационном центре. Так что представь, во сколько она вставала, чтобы на работу успеть.
В 91-м я ушел в Администрацию Президента. В стране тогда творилась такая полька-бабочка, что мама не горюй. Мы с утра до ночи разгребали могучие горбачевские высеры, а мать, опять-таки, работала и сидела с детьми, ибо дед твой домой являлся хоть и на служебной машине, но сильно позже вечерней программы «Время». Да и суббота у нас тогда на Старой Площади была официальным рабочим днем.
- Ну Деди, а как же ваши родители?
- Ну как наши родители? Родители супруги были за границей. Твой прадед тогда был послом. Мой отец работал в своей веселой конторе. Однако лет ему уже было немало, он прошел три ДЗК и бессчетное количество коротких командировок. А кроме того мы с ним были коллеги, и ему посчастливилось еще и через клиническую смерть пройти, после которой, Марк, заметь, он продолжал работать и даже еще пару раз съездил в свою любимую Финляндию, с которой он начал и которой завершил. А посему, внук, я не в претензии, бабушки и дедушки нам не могли помочь, мы им помогали.
Подошло время твоей Бабе выходить на пенсию. Уже в современной, замечательной, вставшей с колен аж на карачки, новой России. Как она набегалась по различным инстанциям, собирая документы и бумажки - отдельная история.
- А почему так, Деди?
- Потому что во время наших загранкомандировок, особенно в первую ДЗК, она работала в соворганизациях за границей, которые потом прекратили свое существование. В общем, как говорит наш президент, она замучилась пыль глотать, бумажки собирая.
- А в МИДе, Деди?
- В МИДе, Марк, ей справки выдали быстро, но лишь потому, что дед твой карьерный дипломат, а баба - дочка карьерного дипломата, аж цельного посла. В МИДе нас каждая собака знает.
- А коты?
- Коты тоже. Поэтому там она ни в каких очередях не стояла, справки все получала быстро. И вот тебе итог. Она работала всю жизнь, как я уже говорил. Допуск к секретным документам получила в институте аж в 1973 году, когда началась военная кафедра. То есть уже находилась под уголовной ответственностью и ограничениями. Но, Марк, слушай сюда, хоть она и офицер, учебу в институте ей почему-то в стаж не включили. А пенсию за всю ее славную боевую деятельность назначили такую, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
- А почему так, Деди?
- Она же не была ни депутатом, ни сенатором. А все остальное, как я понимаю, в современной России в зачет не идет. Итак, Марк, вот почему я так возмутился и потерял терпение. Русский человек может вытерпеть все. И терпит долго. Однако запомни и расскажи своим друзьям: есть грань, которую не дозволено переходить никому и никогда. Ни нашим славным руководителям, ни нашим иностранным партнерам.
- Что это за гранитная грань такая, Деди?
- Эта гранитная непоколебимая грань, которая проистекает из всей нашей непростой многотысячелетней истории. Никогда и никто из власть предержащих не имеет никакого права относиться к русскому человеку, как к грязи под подметкой своих лакированных штиблет. Я прожил очень интересную и насыщенную жизнь, и это не только мой вывод. Это опыт всей нашей истории и моих предков. А посему давай-ка мы с тобой вместе обратимся к нашему уважаемому градоначальнику.
Сергей Семенович! Что творят ваши сотрудники? Моя супруга, с которой вы так поступили, мало того, что старше вас, она еще для страны сделала на своих хоть и невысоких, но важных постах, поверьте, не меньше, чем вы. Я искренне желаю вам добра, а посему настойчиво предлагаю остановиться и подумать: а не подошел ли ваш аппарат в обращении с людьми к той грани, за которой, не приведи Господь, могут начаться всем нам известные и абсолютно нежелательные для нас события?
Подумайте на досуге. Ей Богу, имеет смысл.